Лежит на сердце тяжестью тревога,
предчувствий смутный, душный, жаркий бред.
Гляжу вперёд - там так темна дорога,
что кажется, совсем дороги нет.

И небеса так холодны и строги,
что верится, не будет уж утра...
Но тянут вдаль от Твоего порога
меня шальные, свежие ветра.

Я их не звал. Я только ненароком
дверь приоткрыл... И нет пути назад.
Ночная беспощадная дорога -
одна глядит теперь в мои глаза.

* * *

Падают звёзды сегодня всю ночь.
И гуси кричат за лесом.
И некому стало уже помочь
на землю прийти рассвету.

Что ж это с миром случилось вдруг?
Ночь без конца и краю...
Люди, как тени, бредут вокруг
и её не замечают.

Но шелестят голоса в ночи,
с мудрым спеша советом:
"Тише, безумец, ты не кричи.
Здесь ни к чему всё это.

Что ж, пусть один я ищу во тьме
то, чего быть не может.
Верю, придут небеса в огне
и вашу жизнь встревожат!

Но не конец, а начало дня
нам возвестит то пламя.
Пусть тяжела для меня Земля -
к Солнцу её толкаю...

* * *

Месивом из истины и лжи хлюпал Путь.
... Как мало, боже, смысла продолжать его, когда нам грусть
на плечах лежит тяжёлым грузом;
когда ноги стёрли сапоги, вязнущие в поисках опоры;
когда вместо Солнца впереди - вдалеке лишь громоздятся горы.

Горы... а над ними звёздный свет!
И быстрее зашагали ноги.
И казалось, Ночи больше нет...
Но терялись спутники в дороге:

кто-то потихонечку свернул,
кто-то падал с скользкого обрыва...
Лишь один до верха дотянул...
для того, чтобы ему открылось:

сколько потерял уже в пути,
сколько потеряет безвозвратно...
И рождались светлые стихи
сплавом боли, горечи, утраты.

И облёкшись в этот сплав душой,
прорывал Он вечности препоны,
чтобы, став ещё одной звездой,
вниз светить с ночного небосклона.

А мы идём всё мимо, мимо, мимо...
торопимся за призрачным огнём.
Он наши души опалил незримо;
и мы с тех пор идём, идём, идём...

Забыли мы про счастье и невзгоды,
не мерим ни дороги, ни года.
Сквозь день и ночь, в любую непогоду
одна нам светит яркая звезда.

Нам не дано в пути остановиться, -
одним своим движением живём.
Мелькают мимо города и лица;
их тяжкий груз мы на плечах несём.

Мы целый мир в своих котомках носим.
Куда должны мы принести его?
Но знаем только, что нельзя нам бросить
свой долгий труд, чтоб Солнце вновь взошло...

И мы идём, сквозь горы и долины, -
всё соберем в дорожный свой мешок.
И нет покоя серым пилигримам,
пока часы не прозвонят свой срок.

И чем он ближе, тем тревожней лица.
Ещё так много надо нам успеть...
А небо рвут далёкие зарницы.
И звезды уже начали тускнеть.

Но мы идём без страха и печали,
без веры, без надежды, без любви...
Мы всё это давно в пути раздали,
чтобы в конце их снова обрести.

"У погоста завоет собака,
серый филин взлетит не спеша...
Треснет мрамор - и выйдет из мрака
неприкаянная душа.

Никого из живых не встревожив
на своем неоглядном пути,
не встречая родных и похожих,
в даль иную она полетит"

На полночной стою на дороге,
что ведёт в никуда ниоткуда.
Сердце, полное вещей тревоги,
замерло в ожидании чуда.

Я не знаю о чём... Только легче
стало вдруг на душе почему-то.
Тьма, столь тяжко давившая прежде,
отпустила всего на минуту.

Но успел я! Мне много ли надо?..
Ветер в спину, да луч под ногами.
Гнётся он... Но, ведь, и расстоянье
до звезды не измерить шагами.

Только лёгким неровным дыханьем
грёз несбывшихся, песен не спетых.
Жжёт мне грудь, рвясь наружу, их пламень,
в пустоту устремляя кометой.

И скользя невесомо на грани
бытия - между Светом и Тьмою,
я вбираю в себя Мирозданье,
я учусь - чтоб Оно стало мною.

Розовопёрстая Эос над миром вспарила,
край горизонта улыбкой своей озаря.
Вот и окончилась ночь, что так долго царила
в этом краю, где о свете забыла земля.

Там, за горами, рассвет легкокрылый проснулся,
рдяными стрелами звёзды беспечно гася.
Те, чей огонь нам надеждой в ночи обернулся
и умирает в предвестии нового Дня.

Что же стою я теперь, молчалив и растерян?
Я, ведь, один ещё верил, что солнце взойдёт.
Но эту веру другой во мне светоч взлелеял.
Что же мне делать, коль он с небосклона сойдёт?

Заколыхалось вдали первозданное пламя.
Многие дали в неведенье юном сожжёт.
Многими силами землю мою напитает.
Но для меня остаётся лишь этот Восход.

Больно глазам. И мой светоч уже закатился.
Тот, кто под солнцем родится, меня не поймёт:
"Ведь, он об этом восходе во мраке молился.
Так неужели, в сиянии света умрёт?"

Что ж, я не плачу. Ни страха во мне, ни печали.
Всё отгорело и скоро травой порастёт...
Не поминайте вы тех, кто давали.
Лучше помянем того, кто возьмёт.