В ХАРЧЕВНЕ

    - Простите, а когда подадут обед? - спросил, наконец решившись, Корней.
    - Какой обед? - удивленно посмотрел на него хозяин.
    - Который я вам заказывал.
    - Так его давно уже принесли.
    - А где же он, тогда? - Корней несколько растерялся.
    - Как где? Съели, конечно, - уже начал сердиться хозяин.
    - Кто съел?
    - Это уж вам, мил человек, лучше знать. Вы, ведь, его заказывали.
    - Значит, съели, - задумался Корней. - Осталось, только всё же узнать кто. Может быть вы, сами того не заметив...
    - Я такого не ем.
    - Ну, чего не сделаешь на дармовщинку.
    - Что вы себе позволяете, молодой человек?!
    - Хорошо. А где же тогда тарелки?
    - Действительно, где? - и они снова с подозрением посмотрели друг на друга.
    - Давайте, тогда попробуем ещё раз, - сказал наконец после продолжительного молчания Корней.
    - А вам на ещё один обед денег хватит?
    - На такой - да.
    
    Через полчаса к нему снова подошел хозяин:
    - Ну, на этот раз всё в порядке? Как вам обед?
    - Какой обед?
    - Ну, знаете ли, это уж слишком. Съесть два обеда и даже не заметить...
    - Было бы что замечать.
    - Послушайте, молодой человек. Платите деньги и убирайтесь отсюда. Хватит испытывать мое терпение.
    - Вы, сначала, подайте мне то, за что их можно было бы платить, - тоже начал заводиться Корней.
    - Нет, я сразу заметил... Таких проходимцев нельзя пускать в порядочное заведение, - окончательно рассвирепел хозяин и, схватив его за шиворот так, что затрещала рубашка, в мгновение ока выкинул на улицу.
    Приземлился, однако, Корней довольно удачно, поднялся и стал не спеша отряхивать с себя пыль, подводя вслух итоги проведенной кампании:
    - Денег я не заплатил, но и в желудке гуще не стало; да в добавок ещё, чуть не сломал себе шею. А если и ужин таким же окажется, то не долго так и совсем ноги протянуть.
    Тут он заметил крысу, еле волокущую от харчевни здоровенный кусок хлеба.
    - Нет, это, пожалуй, уже слишком, - решил он, как накануне хозяин, и заступил ей дорогу.
    Крыса, похоже, не сильно этим расстроилась и, оставив свою ношу, также не спеша побежала обратно. Подождав немного за углом, Корней увидел, как она тащит в ту же сторону не менее здоровый кусок вареного мяса.
    - Вот, значит, куда делся мой обед, - и он снова заступил ей дорогу.
    На этот раз крыса отошла немного в сторону и продолжала хмуро смотреть на "грабителя".
    - Ничего, в отличие от меня, ты себе ещё достанешь. Надо ж и с другими делиться. А то разжиреешь и, в конце концов, умрешь от обжорства, - примирительно сказал Корней и, отломив небольшой кусочек, бросил ей обратно.
    Презрительно обнюхав его, крыса отвернулась и, преисполненная чувства собственного достоинства, молча удалилась.
    - Пожалуй, пора и мне. А то, кто их тут знает, нажалуется ещё кому-нибудь, - решил Корней... И действительно, оглянувшись уже от поворота дороги, увидел хозяина, вышедшего на крыльцо и грозящего ему вслед кулаком.

РУСЬ И СТЕПЬ (подлинная история взаимоотношений)

    Подходит Илья Муромец к пещере Змея Горыныча (так в Крымских горах хана главного звали) и как заорёт во всю свою луженую глотку:
    - Эй ты, червяк земляной, выползай: биться будем!
    Никто не откликается... Подождал Илья, подождал, да снова как заорёт:
    - Выходь, говорю, плесень ползучая, на смертный бой!..
    Нет ответа... В общем, поорал Муромец, мечом поразмахивал, плюнул в сердцах, да и ушёл восвоясии... А ещё через пару часов выбирается наконец, кряхтя, Змей из своего убежища:
    - Ну и что, что червяк земляной. Ну и что, что плесень ползучая. Зато, жив остался.

- 2 -

    Едет по степи банда - не банда, Нашествие - не Нашествие... в общем, орда - не так, что б из шибко больших, но и не из малых. Подъезжает к бел-горюч камню, что издревле Русь со Степью Великой разгораживает, и читает: "Налево пойдёшь - по морде получишь, направо пойдёшь - по морде получишь, прямо пойдёшь - тож по морде получишь". Остановилась орда, переглядывается:
    - Во, блин, до Руси ещё и не добрались, а уже бить собираются.
    И точно, как вдруг засвистит кто-то из леса, да закричит голосом грозным... и выходит на свет неспеша мужик хмурый, небритый (таможенник по-нынешнему, а тогда Соловьём-Разбойником прозывался):
    - Ну и куда едем, что везём?.. В общем, это, это и это я, пожалуй, сейчас заберу, а остальное опосля... Да, ты ещё сапоги снимай... а у тебя штаны вроде ничего... и по-быстрей там, а то как дам...
    Те, конечно, раз такое дело, всё собрали, отдали. А мужик пуще прежнего:
    - А теперь, чтоб три дня тут так и стояли - на карантине, в смысле. И как возвращаться будете, не забудьте отметиться, а то как дам... Илья Муромец, вон, забыл, так до сих пор с рожей битой ходит, - и ушёл.
    ... Простояла орда три дня, минута в минуту, как было сказано, не шевелясь (хоть и холодно по ночам было, и комары - сволочи совсем озверели, а под конец так и оправиться уж очень хотелось). А после главный их (то ли Батый, то ли Йодоксун - внук Змеиный: кто ж их теперь-то разберёт) и говорит:
    - А знаете, почему мужик тот нам не надавал?.. А потому, что мы - банда!
    Обрадовались ордынцы, воодушивились - во, мол, какие они, оказывается, крутые. Вскочили на коней своих (что Прежевальского тогда ещё и не знали) и поскакали дальше разбой чинить.

- 3 -

    Бредут по дороге трое мужиков (богатырей, по-былинному) - то ли бить кого (ордынцев, к примеру, что вроде, как раз, недавно в сих местах объявились), то ли по иной какой надобности... только видят, бутылка стоит!.. Поднял её первый из богатырей тех (не иначе, главный их - может, Илья Муромец, а может, и сам Святогор), понюхал:
    - Видать, совсем плохи дела в местах здешних, коли прямо так, на дороге спирт бросают, - поднёс к устам сахарным, хлебнул от души (потому как ежели не от души, так неча и продукт переводить)... да и рухнул замертво.
    Посмотрел на него второй богатырь удивлённо, поднял вновь бутылку, понюхал:
    - Да спирт же! - хлебнул (поменьше, чем первый, но тоже от души)... и рядом упал.
    Посмурнел третий, поглядел на товарищей своих бездыханных, на бутылку, опять на товарищей... поднял посудину, понюхал, подумал, ещё раз понюхал:
    - Не, ну точно спирт... Помогите! - допил единым духом остаток.
    ... И пал на землю последний защитник Руси, не силой вражьей, но коварством сломленный. А из-за деревьев выскочила с гиканьем конница ордынская и поскакала снова разбой чинить.

- 4 -

    Занял хан Йодоксун деревню Большие Грязи, согнал народ местный на главную площадь (они и в деревнях бывают) и кричит:
    - Теперь ваш деревня мой! А скоро и вся Русь мой будет!!
    А ему из толпы:
    - А коли твой, так сам и мой!
    Посмотрел хан вокруг, ужаснулся, вскочил с нукерами верными на коней и поскакал поскорей прочь.

- 5 -

    Сидят два бусурмана (тож последние к ноябрю на Руси остались), дрожат от холода... Потом, первый и говорит:
    - Ничего, вот март придёт: ручьи побегут, цветы первые появятся - тогда отогреемся.
    А второй, в ответ:
    - Придурком ты родился, придурком и помрёшь. За ноябрём всегда декабрь приходит. Ещё холодней станет, да вдобавок, сугробы наметёт...
    - Зато после декабря...
    - Январь будет - вот уж месяца поганей не придумаешь.
    - Но уж если январь переживём...
    - Тогда жди февральские вьюги...
    - Так что, март так никогда и не наступит?

- 6 -

    Уже в наше время... Подъезжает к пещере Горынычевой современный богатырь в полном прикиде (в смысле, на джипе, в очках солнцезащитных, комбинезоне хаки, и там со всяким хламом стреляющим) и кричит в глубину (лезть-то туда по прежнему лень):
    - Эй, есть тут кто?
    - Есть тут кто, есть тут кто...
    - А может, нет никого?
    - Нет никого, нет никого...
    - А ежли гранату кинуть?
    - Так ведь, нет никого...
    Возмутился богатырь новорусский:
    - Не, ну чё, блин, деется? Куда вся сила вражья подевалась?.. Ладно, съезжу хоть Кощею морду набью...
    Видит на пути всё тот же бел-горюч камень, вышел из джипа, читает неспеша насчёт того, что куда ни пойди - везде по морде получишь... А ему голос из-за камня:
    - Думай, давай, быстрее... а то прямо здесь и получишь.
    Обрадовался богатырь:
    - Вот это сервис! Это я понимаю! И никуда даже и ездить не надо! - ждал, ждал...
    Да только Русь это вам, а не Европа какая поганая - так что даже чтобы и морду-то набить, как обещано, никто не объявился... Так что плюнуть пришлось богатырю новорусскому, в сердцах (как предку его - Илье Муромцу давеча), и ехать дальше синяками не разукрашенному (предварительно выворотив злосчастный камень в канаву, чтоб и не смущал народ честно'й пустыми обещаниями).
    Но недалеко уехал...Потому как в скорости ещё один камень аналогичный ему на пути попался, на котором крупно (чтоб и с коня не слезая - или из машины там - прочитать можно было) написано ещё того чище: "Направо пойдёшь - коня потеряешь, налево - голову... а прямо - женатым станешь"... Тут уж задумался богатырь новорусский всерьёз... да так, что чуть было прямо не уехал... но вовремя опомнился и налево свернул.
    Подъезжает наконец к замку Кощея. А там - толпа невообразимая:
    - Ты что, тоже злодею морду бить? Тогда в очередь становись.
    - А где он сам-то?
    - Да вон же, на воротах написано: "Ушел в нирвану. Вернусь к обеду".
    Задумался богатырь новорусский снова (ох, что-то часто в последнее время он этим делом заниматься стал - в привычку не вошло бы):
    - Слышь, мужики, а чего вас много-то так?
    - Дак всё обманутые вкладчики.
    - И давно вы тут ждёте?
    - Да уж годков 8 будет...
    А им из-за ворот ехидно так:
    - И ещё лет 300 прождёте... Кощей-то - бессмертный. Ему спешить (да ещё теперь - с вашими-то деньгами) некуда.
    ... В общем, и отсюда пришлось богатырю новорусскому уехать не солоно хлебавши... И до того он со временем, достойного противника так и не встретив, озверел, что морды бить принялся уже просто всем, кого ни встретит... даже местному главному милицейскому начальнику... На что обиделся тот несказанно (это ведь ему по должности положено морды всем бить). Вызвал ОМОН, грузовики, вертолёты. Окружили они дом богатыря новорусского со всех сторон, навели на него всё, что только каждый из них мог (и имел). И главный начальник их сверху (как и положено) в рупор довольный кричит:
    - Ну что, доигрался? Дрожишь теперь? Да только от справедливого нашего возмездия всё равно никуда не спрячешься (ну разве что только, как Кощей - в нирвану).
    А богатырь новорусский, и впрямь, на крыльцо выходит, смотрит задумчиво по сторонам и отвечает:
    - Да уж... никогда таким страшным ещё морды не бил... И где ж вы, дорогие, раньше-то были?
    ... По поводу дальнейшей судьбы того богатыря новорусского история во мнениях расходится - толи президентом потом стал, толи вором в законе (в тюрьме наконец ума-разума набравшись), толи и тем, и другим сразу.
    ... А Кощей, вернувшись через 300 лет, как и было обещано, откушал у себя в замке славненько и спрашивает у подручной своей Кикиморы:
    - А что это там, за стенами за груды костей вокруг валяются?
    - Так это вкладчики Ваши всё, светлой жизни Вами им обещанной так и не дождавшиеся...
    - А что, сами они её себе за 300 лет-то построить не могли?.. Но всё равно... нехорошо оно как-то с костями этими... не эстетично получилось, - и ушел (от стыда, видно) по-скорей обратно в нирвану (умилив тем свою подручную чуть не до слёз - от других-то злодеев такой душевности и за 300 лет не дождёшься).

ЕЩЁ ОДНА ВЕРСИЯ О ПРИЧИНАХ ТАТАРСКОГО НАШЕСТВИЯ

    Кандалакша. Железнодорожная станция. К кассе прорывается молодой человек:
    - Дайте, дайте мне билет!
    - На когда, куда? - строго спрашивает его кассирша.
    - Всё равно... Только, чтоб поскорей и подальше отсюда.
    - На ближайший месяц билеты есть только до Мурманска.
    - Тогда лучше добейте меня прямо здесь! - рыдает молодой человек.
    - Это можно... Петрович, подь сюда. Тут дело есть, человек просит.
    - Да сколько ж можно? Пятый за неделю. У меня уж и патроны в нагане кончились. А новых не выдают, - ворчит Петрович. - И вообще, за вредность положено доплачивать.
    - Ты-то, Петрович, как заслуженный чекист, понимать должен, войти в положение... Ну, видать, нет у начальства денег. А люди просют.
    - Ага, денег у них нет, - не соглашается Петрович. - И эти ... всю жизнь только и делают, что просят... Ну, так уж и быть, за шашкой схожу. - И приносит... старую, заржавленную.
    - Это откуда ж такое? - изумляется молодой человек.
    - Так от прадеда. При Грозном ещё Иване головы ею рубил. Подходят к нему как-то раз опричники: "Ты кто таков, как смеешь? Мы вот, к примеру, по царёву указу"... "А я - по велению души", - отвечает прадед. Покачали те головами своими недорубленными и то ж, вроде тебя: "Откуда орудья такая?". А прадед и говорит: "На Калке, мол, Чингизид один ею предка моего так по башке долбанул, что сабелюка сия там и застряла. Предка-то конь верный вынес. А Чингизид тот с расстройства после цельное Нашествие на Русь организовал; чтоб, значит, достояние своё обратно вернуть. Да только, предок мой, то ж видать с расстройства, так в лесах схоронился, что татарове, 300 лет по всей стране нашей рыская, пропажи той не нашли. Но однако ж, народ упорный, по сей день набегают - надеются". Пригорюнились опричники, закачали головами ещё больше: "Ох, и дорого ж всем нам, людям русским, орудья сия долбанная досталась!"... "А то", - отвечает гордо прадед.

ЕЩЁ ОДНА ВЕРСИЯ ПОКОРЕНИЯ СИБИРИ

    - У-у, болото! - Ругался хан Кучум. - Вас даже и тиранить-то не интересно. Зимой холодно. Летом комары злые, как собаки... Уйду я от вас...
    - Нельзя так, однако. Нехорошо. Кто ж нами править-то согласится, если узнает, что ты за просто так отсель сбежал, - не соглашались местные коряки. - Вот, погоди... говорят, живёт за Урал-камнем разбойник лютый - Ермак по прозванию. Напишем мы ему, что ты край наш тиранишь шибко. А как придёт он нас освобождать...
    - Это, в смысле, от шкур ваших?
    - Ну да... и от прочего всего, чем богата сия земля...
    - И не надейтесь. От комаров, болот и тупости он вас ни в жисть не освободит.
    - А ты не злобствуй... а лучше сразись, как тирану достойному подобает с Ермаком тем... и иди себе хоть на все четыре стороны сразу.
    - И пойду!.. Всё одно, хуже, чем здесь уже нигде не будет, - возопил Кучум.
    
    А Ермак, как прочитал письмо то, и впрямь, возмутился:
    - Это кто их тиранит? Какой-то татарин немытый? - Сам-то он раз в год завсегда в баню ходил. - Да они и как это делается-то по-настоящему не знают! Вот ужо я прийду - покажу им...
    И пришёл. И показал... А тоже от болот сибирских затосковал в скором времени и сбежать вознамерился, на манер Кучума... Но и его поймали на том местные жители и говорят:
    - Пиши - коли уж и ты такой слабохарактерный, что и нескольких лет вытерпеть не можешь, пока в лесах наших своей смертью помрёшь - Белому царю-батюшке, что Грозным прозывается. Может, хоть он нас как следует примучает.
    Делать нечего, написал Ермак Ивану Васильевичу, инсценировал свою гибель геройскую от рук злодейского Кончака (Или Кучума? Кто их, нехристей разберёт), да и тоже в места по-приличнее разбойничать подался. А стрельцы, посланные Иваном IV - люди служилые - им податься некуда... так и стали, кляня втихомолку Ермака с Кучумом, Сибирью править.

ПРО КРАСНУЮ ШАПОЧКУ

    Идёт Красная Шапочка по лесу – природой окрестной любуется, песенки поёт, пирожки бабушке несёт… Вдруг волк небритый из кустов выскакивает, глаза протирает и говорит хрипло (курит, видать, много… не похмелялся ещё с утра… да и вообще, больно часто в последнее время по кустам валяться стал):
    – Ну что, красавица… сама выбирай, что у нас сейчас с тобой будет – поглощение или слияние.
    А та ему в ответ:
    – Покусай, покусай меня, зверюга дикая…
    Раньше бы любой приличный волк только обрадовался такому предложению… А этот…глаза округлил… попятился обратно, в кусты свои… да и бежать кинулся (По направлению к бабушке, между прочим… Вот ведь, даже сейчас за ней, каргой старой, мужики бегать продолжают… а как с внучкой поделиться, так ни в какую: «Мала ты, – говорит, – ишшо»… Так что же теперь до ста лет, как и она, ждать?)… Такие они, мужики нынче – только обещать и горазды… Хотя Шапочка Красная его и звала долго… и даже пирожки ко всему в придачу отдать обещала… А потом, слёзы утёрла, мобильник достала и папе своему позвонила… А тот ей:
    – Не плачь, дорогая… У меня тёща у самого уже давно в печёнках сидит… А волка твоего я в федеральный розыск объявлю… а как найдётся, первичную воспитательную работу проведу… и для начала к делу какому-нибудь определю (ну хоть в будку, на цепь – дом охранять… а то собаку мы неделю всего-то и не покормили… так она повыла–повыла, да и сдохла… совсем нынче все какие-то нежные пошли… то ли дело в наше время)… а там уж и посмотрим, что со зверем этим дальше делать (ну не за первого же встречного тебя замуж выдавать).
    А Красная Шапочка ещё пуще рыдать начала:
    – Я, – говорит, – не замуж… я секса хочу.
    – Да-а, – вздохнул отец, – недогляд, похоже, вышел, за делами неотложными… Тут горбатишься на них без продыху. А они что? Придётся, видно, и нашу на цепь сажать… Второй дом охранять… А может, склад лучше? Вон от неё как волки – и те бегают.

ХРАНИТЕЛЬ И СМЕРТЬ

    Зашел как-то в пятницу вечером домой к В. давний его знакомый А. Посидели они за бутылкой вина, поговорили о том, о сём… И совсем уже расходиться собрались, когда А. невзначай поинтересовался – а почему В. до сих пор не крещённый… В наше время-то как без Ангела Хранителя прожить?
    На то В. ответил, что не любит во-первых по указке жить (а то раньше народу говорили на храмы плевать – и все плевали… а теперь сказали, что креститься нужно – и все креститься стали… только вот духовности повышенной в знакомых своих, крещённых не по убеждению, как в годы «советсткие», а по «моде нынешней», В. как-то не заметил в сравнении со знакомыми не крещёнными… скорее даже наоборот, уже одно только наличие креста на шее своей считают они великой духовной заслугой, дозволяющей им грешить больше «нехристей»… а уж если ещё и на исповедь ходят – где им грехи регулярно отпускаются – то и подавно)… А во-вторых, в любом случае, мол, сомневается он в действенности Хранителя, приобретённого в результате формального лишь обряда… да ещё и проведённого, как правило, человеком, весьма далёким от истинной «святости» – которая, на взгляд В. отнюдь не наличием креста на шее и прочих регалий священнослужителя определяется, а совокупностью подлинных духовных заслуг… и вот за такие заслуги Хранитель действительно может быть человеку даден (или сам из них «образоваться» – это уж как посмотреть) – и это достойный путь его приобретения… и такой Хранитель, как В. полагает, у него давно уже и так есть – иначе не дожил бы он и до этих дней (а жизнь он вёл далеко не тихую и домашнюю).
    Тогда А., в свою очередь, снова поинтересовался – а уверен ли В., что ему всё это время именно Ангел Хранитель помогал… а не сама Смерть к примеру – которая у каждого за плечом стоит и заботится о том, чтобы пища её «по-возможности лучшие вкусовые и питательные качества приобрела»?.. Как у поросёнка, которого всё лето откармливают – да так ещё желательно, чтобы у него каждый слой сала ещё и слой мяса приходился – а потом уже забивают… Вот только Смерть «питается» – не физическими телами, а «душами» людей (И не только людей… Поскольку выше прочих живых существ себя только законченные эгоцентристы могут ставить… А уж по сравнению с коллективным сознанием того же Леса – и вообще, кто рядом может стоять?)… Хранитель же – «души», им охраняемые, старается Смерти в пищу не отдать… а позволить им совершенствоваться дальше уже и после отрыва от конкретного «физического тела».
    В ответ уже В. пустился в рассуждения о том, что пытаться строго логически определить – кто у тебя там за плечом стоит – дело, на его взгляд, зрящное… Да даже если и Смерть… Чем А. так уж не нравится перспектива – стать частью чего-то действительно великого? Может, таким образом как раз и происходит формирование нового Творца (который, в свою очередь, новые миры станет создавать – отдавая каждому из них часть себя… пока не растратится весь, без остатка)? И до чего досовершенствуется единоличная душа (В. или А., к примеру), если Хранитель позволит ей от Смерти сбежать – тоже ещё большой вопрос (Будет ли это чем-то однозначно «добрым» и «светлым»… или наоборот, «тёмным» и «злым»? Да и применимы ли вообще такие понятия в общефилософском плане… а тем более, если их высказывать станут сущности, находящиеся на более низком уровне сознания, по отношению к сущностям «более высшим»? Это ведь всё равно как если бы мы вышеупомянутую Смерть – абсолютным Злом или Добром стали называть).
    Дальше уже дискуссия пошла по поводу путей совершенствования «души» – как в связи, так и в отрыве от тела… теории перерождений оных «душ» в другие «тела»… и т.д… Так что разговора В. и А. хватило до самого утра… когда каждый из них, как и собирался, пошел дальше дорогой своей… и за плечом у каждого свой «Хранитель» стоял.

ПРО КИРИЛЛА И МЕФОДИЯ

    Жили два брата... Старший, как и положено - умный. А младший... решил, понимаешь, азбуку новую выдумать (не иначе, старую учить лень было). Долго думал... и как принёс показать, то старший брат его от удивления аж глаза выпучил:
    - Что это?!
    - Это-то?.. Буква "Ы", - гордо отвечает изобретатель.
    - Ну ты и Мефодий, - покачал головой старшой (других слов, глядя на это безобразие, у него уже просто не нашлось).
    - Сам ты - Кирилл, - обиделся младший. - А чтобы не обзывался, я ещё и твёрдый знак придумаю...
    - Ну ты ... полный Мефодий, - снова затряс головой старший.
    
    ... И так, на пару они всю азбуку словянам и придумали (которую теперь кирилицей зовут)...
    - И почему всегда, всю жизнь ты - в Кириллах, а я - в Мефодиях хожу? - вздыхает под конец уже жизни младший из этой парочки.
    - А я твёрдых знаков не выдумывал, - рассудительно отвечает старший.

ЛИТКЕ И ФРАНЦУЗЫ (записки хрониста)

    Послал как-то государь Павел Петрович в бытность свою на Руси императором графа Суворова Александра Васильевича с французами воевать.
    Бьётся тот с ними год, бьётся другой... но как ни побьёт - ворогов только больше становится (видать, совсем плохо тогда Франция жить стала, коли по всей Европе разбежалася). И набралась, под конец, французов такая сила несметная, что смутился духом даже свет Васильевич:
    - Ох, чую, не одолеть мне их во чистом поле, во честном бою.
    И стал он думать думу тяжкую...
    Как вдруг приводят к нему старичка - ростом невеличка, как и он сам, сухонького, да маленького. И говорит тот :
    - Знаю я, о чём ты думаешь - печалишься. Знаю и как заботе твоей помочь.
    - И как же? - глянул на него сурово свет Васильевич, ибо не любил пустых слов.
    - А заберись ты со своими молодцами на самую высокую гору. Опосля чего, спуститься надобно на дно самого глубокого ущелья...
    - Верно... Только вот, как бы штанов при том не порвать.
    - А ты лап еловых наруби, с собой возьми, да на них и съезжай.
    Прослезился Суворов, расчувствовался:
    - И кто ж ты таков друг-богатырь?
    - Прозываюсь я - Литке. А специальность моя - география.
    
    ... Неделя прошла, другая. И стали дивиться французы:
    - Что это с русскими? Никак, совсем сдурели? На этакую гору полезли...
    Но сверкнул глазами Главный французский генерал (которому не мало уже досадил свет Васильевич):
    - То они силы нашей испугались. Но не уйти им так просто. Вперёд, мои храбрецы!
    Однако, когда забрались наконец французы на самую высокую в Альпах гору, Суворова с его молодцами уже и след простыл... И заскрежетал тогда зубами Главный французский генерал:
    - Презренные трусы! Нет, не спрячут вас от меня ни облачные вершины, ни сумрачные теснины, - и первым вновь бросился в погоню; а за ним и всё его войско...
    Но не было у французов с собой ни Литке, ни еловых лап, и пока доехали они до дна самого глубокого в Альпах ущелья, штаны у всех продрались (а раньше всего, у самого Главного французского генерала, ибо были они у него самые нарядные, а потому тонкие). А поскольку воевать без штанов французы совсем не привычны, то и побил их граф Александр свет Васильевич, и на этот раз окончательно.
    Литке же в это время в палатке составлял очередной отчёт о пройденных им землях. Прислал ему в помощь благодарный Суворов самых учёных из пленённых им французов. Но прогнал их Литке обратно со словами, что не смыслят они ничего в истинной географии.

* * * 2 * * *

    Прошли годы. Сменился на Руси император, упокоился в родной земле Александр свет Васильевич со многими своими богатырями, и даже любимый ученик его - Кутузов Михаил Илларионович стал уже преклонен летами, да и здоровьем далеко не в учителя вышел. И задумали тогда французы за давнее своё поражение отомстить, - собрали вновь силу несметную и двинулись прямо на землю Русскую. Призвал государь Александр Павлович к себе Кутузова и повелел ему супостата повернуть.
    Закачал головой Михаил Илларионович, пригорюнился:
    - Ох, и трудное ж мне дело задали, самому учителю впору.
    Но явился к нему вновь старичок, по прозванию Литке, и сказал, что и на этот раз знает, как ворога победить, для чего, мол, только и надобно, что по старой Смоленской дороге пройти.
    Выслушал его Кутузов, покряхтел, подумал (географию-то он и сам неплохо знал; у нас, ведь, не Европа; нам без географии никуда) и говорит:
    - А иди-ка ты, дорогой советничек, с предложением своим к самим французам. Мы ж, пока ты супостатов той дорогой вести будешь, новыми-то трактами аж до самого Парижу доскакать успеем.
    - Можно и не скакать, - пожал плечами Литке и пошел делать неприметное своё дело.
    И пока он его делал, русские войска, и впрямь, успели занять Париж. А французы многие и по сей день по Смоленским лесам бродят, оглашая их, особливо в ночные часы при полной луне, тоскливым возгласом: "Шара-мэн!..". Те же, коим посчастливилось выбраться, когда их пытались расспрашивать, начинали рыдать и повторяли только: "Не ходите... не ходите в Россию!"...
    А коли кто ещё захочет посягнуть на землю нашу, пусть знает: Литке и сейчас живее всех живых.

МАЛЕНЬКАЯ СОБАЧКА И ДР.

ч.I. O горькой обиде маленькой собачки
(в соавт. с Викторией Пешковской)

    В одном большом-пребольшом городе жила маленькая-премаленькая собачка. И такая она была маленькая, что никто не принимал её всерьёз: прохожие пинали ногами; вороны норовили ущипнуть за хвост; коты, проходя мимо, грозно урчали и ерошились, сверкая глазами. Лишь сердобольные старушки иногда подкидывали кусочки. Но и те воровали нахальные мыши, когда собачке случалось замечтаться. А случалось с ней это нередко...
    Особенно она любила предаваться мечтам о своём будущем. Как-то от своей покойной хозяйки услышала собачка удивительную сказку про гадкого утёнка. Сказка эта глубоко запала ей в душу, и когда вдруг выныривала оттуда, наша героиня представляла, как вырастет большой, красивой, заведёт много щенят и выйдет замуж за солидного доберман-пинчера, который будет приходить по вечерам с большой авоськой в зубах, а по выходным - гулять с ней. И все бывшие недруги будут с уважением расступаться перед их четой...
    Но в самый волнующий момент этих мечтаний, как всегда, появлялся кот Василий, прогонял мышей и долго порицал бедную собачку за легкомыслие и неосмотрительность. Когда же та вся в слезах от обиды и разочарования убегала, он подвигал к себе лапой миску и, продолжая недовольно ворчать, доедал остатки.
    И вот однажды, в очередной раз до глубины души оскорблённая в лучших своих порывах, собачка забралась в старую заводскую трубу и завыла. Вой этот, поднявшись к невообразимо далеко видневшемуся кусочку ночного звёздного неба, унёс её горе. И с тех пор собачка стала часто приходить сюда - облегчить душу... не зная, что от воя её, стократно усиленного, не спал в те ночи весь город... пока кот Василий, случайно уснувший на дереве (после того как, по привычке, доел остатки из собачкиной миски), не рухнул со страха на землю, сломав себе при том все четыре лапы.
    - Что случилось? - спросила поутру маленькая собачка, увидев его в таком бедственном положении.
    - Вот как всегда, - упрекнул её кот Василий, с трудом поднимая для ответа голову, - который месяц неведомое злое чудище держит весь наш город по ночам в страхе, а ты ничего не знаешь...
    И когда поняла после его рассказа наша маленькая собачка, что сим неведомым злым чудищем была она сама, то раскаялась, перестала выть в трубу по ночам и всё своё свободное время стала ухаживать за котом Василием, перед которым чувствовала особую свою вину. И хотя кот Василий, растолстевший ещё больше от таких забот, продолжал, по-прежнему, ворчать на собачку, ворон, мышей и весь окружающий его мир в целом и в частностях, наша героиня знала, что нужна ему и от того ходила по двору гордая и счастливая. А когда солидный доберман-пинчер - предмет её прежних мечтаний, проходя мимо, попытался заглянуть в миску к коту Василию, она, не раздумывая, бросилась на защиту своего подопечного.
    Удивлённый столь неожиданным нападением пёс недовольно поморщил нос и с пренебрежительной миной на морде прошествовал своей дорогой. Собачка же была на гребне счастья и, хотя кот Василий (дремавший в тот момент после обильного обеда) даже не заметил её мужественного поступка, чувствовала себя героиней, спасшей друга от голодной смерти.
    Когда же Василий, наконец, выздоровел, собачка нашла себе и ему других питомцев. Все они сдружились. И никто уже не пытался относиться к ним с пренебрежением...
    
    Одни вороны, глядя с верхушек деревьев на сию весьма странную, с их точки зрения, компанию, бывало ещё любили посудачить, особенно, когда поблизости оказывалась какая-нибудь залётная, не знающая всей этой истории товарка:
    "Не любят они, коты-то, собак ни больших, ни маленьких; да впрочем, и друг дружку тоже не сильно жалуют; норовя, если уж не силой взять, то всенепременно подстроить какое-нибудь коварство...
    Вот к примеру, недавно загнала двух таких здоровенная овчарка на дерево и ходит снизу, чуть не землю от злобы роя. Так чтоб вы думали? Вместо того чтобы радоваться сколь счастливо большой опасности избегли, один из сих усатых разбойников (тот, что повыше успел забраться) вознамерился товарища своего - за какие-то прошлые, видать, обиды, или просто, от такого уж подлого своего характера - со спасительного древа спихнуть и через то лютой смерти подвергнуть...
    Только эта (и они кивали в сторону собачки) самих котов хитростью превзошла. И ведь, ни прохожих в темноте за ноги не хватала, никому ни на кого не жаловалась... а только каждую полночь в бывшую заводскую трубу забиралась и выла так, что весь город вздрагивал...
    Даже бультерьер Забияка, что однажды в зоопарке нашем сожрал удава, приняв его (когда тот спал) за кусок колбасы, после чего недели две лежал бездыханно, глаза закатив и раздувшись до таких размеров, что напоминал, скорее, белого медведя, а затем, очухавшись, так в клетке жить и остался, в качестве местной достопримечательности...
    А как кот Василий от того собачьего безобразия покалечился, так она сразу выть перестала и давай его обхаживать, пока он от своей беспомощности не оправился... С тех пор и ходит с ним... Да ещё других приваживает... А что город для изучения того ночного феномена уже целый институт создал, два турагенства основал, гостиницу перестроил - то ей, эгоистке безродной, без разницы...".

ч.II. О злом человеке
(в соавт. со Станиславом Сибирцевым)

    Однажды, один жадный злой человек услышал историю про маленькую собачку, которая выла по ночам в заводской трубе и, сама не подозревая, тем самым держала в страхе весь город. А у этого человека был большой, можно сказать огромный, дом, и он всё время боялся завистливых врагов, не зная как охранять от них своё хозяйство.
    И вот, решил он, если такая малюсенькая и совсем даже не злая, а почти добрая собачка запугала жителей целого города, то как же сможет держать всех в страхе его бультерьер Забияка... Тот самый, который удрав от ещё более жадного, чем он сам хозяина, сожрал в зоопарке удава, приняв его за колбасу... А если его ещё меньше кормить? Так он и всех соседей сожрет, а не то что какого-то удава.
    Собачью будку построил злой человек на крыше своего большого дома (чтобы и соседи палкой, али ещё чем не огрели бультерьера, и тот издалека видел кто приближается), там же приделал подзорную трубу, а рядом поставил большую железную (вроде той, в которую выла маленькая собачка).
    Злой, как сам хозяин, пёс как только кого увидит, так сразу прыгал через дыру в ту трубу и так начинал лаять, выть и рычать, что все жители в округе просто немели от страха, а у многих отнялись и ноги. В аптеках города скупили все бируши, чтобы затыкать уши. Птицы (которые не померли сразу от страха) все улетели, звери (какие ещё могли бегать) убежали, соседи то ж... И город опустел. Из зоопарка ушел даже слон.
    Остался только один большущий дом, в котором, хотя никого вокруг больше не было, выла беспрестанно в трубе собака. От такой тоски по ночам забирался на крышу и сам хозяин... И тогда, они начинали выть вдвоем... от чего в округе даже трава завяла; а огромная труба, под конец, не выдержала, раскачалась и, упав, разрушила весь дом.

ч.III. О военном паритете
(в соавт. со Станиславом Сибирцевым)

    В одной стране жили очень мирные и добрые люди. Они были такие добрые, что даже кошек своих не наказывали, когда те воровали со стола вкусные кусочки еды, а только делали им культурные замечания и объясняли, что так поступать не следует.
    Но вокруг было столько воинственных и агрессивных стран, что просто ужас. Эти страны всё время воевали между собой - стреляли и бомбили друг друга. И вот один самый воинственный генерал в самой агрессивной стране вдруг вспомнил, что ни разу ещё не бомбили и не стреляли они по сей мирной незаметной стране. Генерал сказал своим послам, а те послам сей мирной страны, что через неделю начинает с ними войну.
    Правитель мирной страны очень удивился и спросил: почему это решили воевать с их страной, которая никогда никому ничего плохого не делала? На что агрессивные послы ответили, что каждую страну, даже их собственную, кто-нибудь когда-нибудь да побеждал, а эту - мирную, как оказалось, ещё нет. И вот, они решили взять на себя сию тяжелую обязанность, хотя только что третий раз подряд победили соседей с запада и очень устали... но долг - есть долг.
    Правитель мирной страны объявил своим гражданам, что нужно срочно что-нибудь придумать - времени осталось всего одна неделя.
    Ну что можно придумать, если ты винтовку от лопаты отличить не можешь, а уж что такое бомба даже и представить не способен? Но всё же нашёлся среди них один мудрый человек, который сказал, что читал в какой-то книге, как делают ракеты. Ему и поручили сделать эту ракету и воевать с воинственным генералом.
    Мудрый человек велел притащить валявшуюся за городом ненужную ржавую трубу (хорошие-то и в своём хозяйстве пригодятся). В трубу ту насыпали бочку какого-то порошка, который приготовил всё тот же мудрец, проложили кирпичами, потом в несколько слоёв старыми ватниками, посадили сверху знаменитую маленькую собачку (ту самую, которая пугала жителей целого города, а потом сбежала в сию мирную страну от бультерьера Забияки), после чего заткнули с обоих сторон, направили в сторону агрессоров и подожгли.
    Сначала труба сильно задымила, потом вдруг завыла страшным голосом и... полетела. Все, кто помогал запускать её, в страхе попадали на землю и поползли по домам. Ракета же поднималась всё выше, и вой её становился всё громче и ужасней. Это выла в трубе бедная маленькая собачка, которая не знала что происходит, но понимала, что добром это для неё не кончится. Всем было ужасно жаль собачку. Но как иначе защитить страну?..
    На следующий же день после запуска прискакал очень перепуганный генерал из агрессивной страны, умоляя подписать мирный договор на вечные времена и не применять больше это ужасное оружие. А с собачкой ничего не случилось: ракета упала на копну соломы; после чего наша героиня из неё выбралась, прибежала обратно и, вместе с котом Василием, получила самый почётный титул в государстве и пожизненное исполнение всех своих желаний. А по праздникам собачка усаживалась в центральном парке на специально для неё сделанный пьедестал, и каждый житель мог пожать ей лапу.

ВЕРЁВОЧКА

    Иван Федотыч был, что называется, мужик хозяйственный: что ни увидит, всё в дом несёт - уж как ни то, а пригодится. А тут как-то весной по дороге на садоводство занесла его нелёгкая к старым складам.
    Погода уж третий день стояла премерзостная: снизу - слякоть, сверху - тоже льёт основательно. Вот и шёл себе Иван Федотыч, капюшон на самые брови надвинув, да под ноги лишь глядя, чтобы не оступиться... Как вдруг, видит - верёвочка! И такая хорошая: капроновая, и не толстая, и не тонкая, да к тому же, похоже, и длинная. Нагнулся Иван Федотыч, подобрал ближний к себе конец и стал не спеша, аккуратно (как всё, что он делал) на руку себе наматывать.
    А верёвка та была непростая: к другому её концу собака была привязана по прозванию Буря, в охране сих складов сих складов служившая, да по причине мерзостной нынешней погоды в будке задремавшая. И вот, спит себе Буря в тепле, да уюте; сны всякие приятные видит: к примеру, как поймала она особо злостного нарушителя, а ей за то будку новую трёхэтажную выстроили, пенсию пожизненную, да ещё кобелей двух молодых, ретивых в услужение...
    И только она , как следует, раскомандовалась, как чувствует: вода вокруг - холодная, противная. Упёрлась Буря всеми четырьмя лапами... а сила неведомая её как тянула, так дальше и тянет. Не выдержала, наконец, Буря, проснулась окончательно, глаза открыла: а тот злодейский нарушитель - рядом совсем. Разазлилась она, как с роду с ней не случалось, так, что даже и лаять забыла, а просто, молча, мёотвой хваткой в ногу злодею вцепилась.
     Иван Федотыч же, раскрасневшись от усердия, тоже до того увлёкся верёвки вытягиванием (что-то на том конце её крепко держало), что обо всём позабыл... Пока это что-то его не схватило, да пребольно так, что Иван Федотыч, и вовсе уже ни о чём не раздумывая, бросился бежать. Буря за ним: сначала на ноге вися, затем простоследом, но всё ещё в охотку, а потом уже и поневоле (потому как у Ивана Федотыча от всеё этой суеты верёвка злосчастная на руке таким узлом захлестнулась, что и в мирной-то обстановке не меньше получаса провозишься, распутывая).
    
    Пришли они в себя лишь среди какого-то арктического безмолвия. Кругом одни снега, да льда; а на горизонте сияние вроде полярного полыхает. Смотрят, существо какое-то мохнатое из-за торосов вылезает, изловили... Так оно давай утверждать, что тоже человеком является, Акаюком по прозванию, а это, мол: "Северная Ледовитая Окияна, однако".
    Делать нечего, пошли вдоль беоега, Акаюком ведомые... за что ему по-вечерам им же собранной прошлогодней морошкой питаться позволялось. А где-то через месяц, когда вода открылась, и гуси прилетели, так и вовсе: если Акаюк какого поймает, то ему целая нога достаётся.
    
    И вот, сидят они так, жуют... как рядом косатка любопытная выныривает:
    - Эй, мужики, вы что здесь делаете?
    - Едим, однако...
    - Рыбу! - радостно взлаяла вечноголодная Буря - Держи её!! Скорей!!!
    - Какая я тебе рыба?! - возмутилась косатка...
    Иван, не слушая, хватает, что под руку попалось (а оно оказалось большой берцовой костью какого-то древнего шамана, которую неизвестно зачем таскал с собою Акаюк). Акаюк с криком:
    - Не тронь прапрадедушку! - повисает на нём... Но в результате, только сам вместе с костью летит в косатку.
    - Совсем тут народ озверел, - ворчит та, отплывая, на всякий случай, подальше от берега. - Отправлюсь-ка я, лучше, в Америку. Попугаю их там в Майями, так может, на съёмки "Челюстей-3" пригласят.
    А на суше Буря возмущается пуще прежнего:
    - Да за такое тебя самого съесть надо!
    - Нас нельзя. Мы и так народность вымирающая, - защищается Акаюк.
    - Подумаешь... Мамонты вымерли - и то ничего, не то что какие-то там ханты с мансями, - проворчал, в ответ, Иван.
    С каждым проведённым здесь, в Заполярье днём он становился всё угрюмее. И Акаюк уже не раз уговаривал Бурю сбежать вместе с ним. Но та по извечной женской сердобольности лишь вздыхала:
    - Да на кого ж мы Ваню-то тут оставим? Пропадёт, ведь, без нас. - И всё продолжалось по-прежнему.

ВЕЛИКОЕ НЕСТРОЕНИЕ

    Раньше в Природе, как и в человеческом обществе, какой-никакой, а порядок был. Если тебе, к примеру, глобальное потепление, то кругом айсберги тают, а в Гренландии пальмы растут и динозавры бегают. Если похолодание - опять же, даже слоны и носороги шерстью обрастают и бродят, воя на луну, по границам ледников... что от полюсов, того гляди, до самого экватора доползут.
    Нынче же, кругом один большой разлад и безобразие. На нашей 60-ой широте в мае днём жарко как в Африке, а ночью - как на Северном полюсе (хорошо хоть, не на Южном). Вот и пошло... На день в наши реки и озёра из той самой Африки (где в это время наставала жара и вовсе непереносимая) стали прибегать бегемоты; а на ночь - моржи... Так что утром и вечером к воде (особливо, если это - широкая водная магистраль) лучше и не подходить: непременно, или в одну или в другую сторону будет нестись по ней живая лавина... чуть зазеваешься - сметёт.
    А однажды, так и вовсе, два встречь спешащих таких потока на реке Ловать столкнулись... Так что было - не пересказать... Вода из берегов вышла. Часть моржей в Африку занесло (где они от удивления в песок зарылись, да так до сих пор и сидят); а бегемотов - в район Шпицбергена (в них, правда, там местные принялись камнями кидать и к устью Оби отогнали).
    Косули же от всего этого нестроения до того озверели, что вот уже два месяца с рёвом по окрестным лесам носятся, мужиков, какие попадаются, рогами бодают, а медведя, что по дурости из бурелома решил вылезти, на дерево загнали, где он с голоду (а может, со страху) и сдох.

К ВОПРОСУ О НАЦИОНАЛЬНЫХ ОСОБЕННОСТЯХ

    Смотрел я как-то по телевизору очередной американский фильм. Действие его (очевидно, из-за извечной любви авторов, особенно зарубежных, к экзотике) происходило в Токио; и герои не уставали через слово повторять зрителям и друг другу: "Это же Япония", - в том смысле, что "нормальному" человеку такого понять не дано... Что верно, то верно. Всех под одну гребёнку не причешешь. У каждой страны есть особенности, понять которые иным не дано. И Россия здесь, пожалуй, не уступит ничуть Японии.
    Как-то в январе, в разгар очередной оттепели, вместо Крещенских морозов ниспосланной на нас неведомыми космическими силами, вздумалось моему отцу выехать на велосипеде. Ну а поскольку всё отец любит делать в компании (первое наше национальное отличие от единоличностного "западного" образа мыслей), то после долгих уговоров подвиг на сиё сомнительное мероприятие и меня. При этом, сам главный инициатор, не проехав и четверти намеченного пути, потихоньку отстал и, как выяснилось потом, повернул домой. Я же, как человек добросовестный, проделал весь маршрут - от начала и до конца.
    Между тем, к вечеру оттепель сменил морозец. Дороги превратились в сплошной ледяной каток. Я падал, поднимался, ехал, падал снова... Где-нибудь в вышеупомянутой Америке после подобного я бы, возможно, приобрёл в глазах собственных и окружающих славу первопроходца, героя, настоящего мужчины... у нас же лишь, пока добирался до дома, раз пять назвали дураком, а уж сколько раз я сам применял к себе данное определение - и сосчитать невозможно. И только одна, услышанная предыдущим летом в деревне история согревала тогда моё сердце.
     Года за три до описываемых выше событий начало зимы тоже выдалось тёплое, слякотное, и лишь в конце декабря ударили настоящие морозы... Федот Сапронов между тем привык уже ходить по улице в пиджаке, без шапки: и наутро после Рождества, едва проснувшись, схватил гармошку, да и побежал в чём был к другу - похмеляться. Неделю после того не было о нём ни слуху, ни духу. Наконец, жена Федота не выдержала и пошла искать своего ненаглядного.
    Искала долго, пока не наткнулась в соседнем селении за околицей на две ледяные стату'и. И были они, как живые: одна - вылитый Федот, а другая - его друг Гришка, - меха у гармошки растянуты, рты открыты, пиджаки расcтёгнуты, хоть сейчас в плясовую...
    Мужики, потом, предлагали обколоть их ото льда, да вернуть по домам. Но Федотова супруга воспротивилась: "Знаю я вас, криворуких: попортите что-нибудь, аль отколете лишку. Пусть уж. Сами по весне оттают". Так и случилось. Как зацвели первые подснежники, потекли те стату'и, ожили и обернулись вновь Федотом с Гришкой лучше прежнего - капли больше в рот не берут. Федот, правда, с тех пор и летом в ушанке ходит. Но народ к тому - с пониманием, не зря же цельну зиму округу собой украшал (даже финнам заезжим его тогда показывали; и те всё тоже головами качали, да про особенности национальные, видать, толковали).

КАК 1 РУБЛЬ СТАЛ РАВЕН 100 000 $

    Который год внешний долг России всё рос, а рубль обесценивался. Наконец, правительство, а с ним и весь народ русский, как один, решили: "Всё! Хватит".
    И вот, не так уж много прошло времени, как президенту американскому, замороченному и собственными-то согражданами (особливо, женщинами) почти что до полного умопомрачения, советники многомудрые докладывают: так, мол, и так... "курс нашего доллара катастрофически падает, поскольку русские объявили его своей национальной денежной единицей, печатают в масштабах, ими самими только и вообразимых, и уже завалили оными весь мир, скупая всё, что продаётся; а продаётся у нас, как известно, всё"...
    Схватился президент за свою замороченную голову: "Бомбить их, ракетами, стереть с лица земли!..". Разводят руками советники: "Уж, лучше, не надо. В городах их нет - скрылись все куда-то, с правительством во главе. А чтобы всю их территорию разнести, у нас, пожалуй, и бомб не хватит. Да и соседи их - Европа с Китаем - повышенным уровнем радиации возмущаться станут. А что главное, сами русские от устроенных нами бедствий, пожалуй, как уже не раз бывало, не вымрут, а ещё и здоровее станут. И тогда уж с ними, и вовсе, никакого сладу не будет".
    Бросили американцы работать и всей страной только и думали: что же им дальше-то теперь делать. Да так бы от дум своих совсем и погибли (ведь сами же не так давно клялись, что доллар будет приниматься к оплате везде и всегда, не зависимо от года его выпуска), не найдись среди них опять же российский эмигрант-предатель, который возьми, да и скажи: чего вы, мол, мучаетесь? "объявите своей национальной валютой, в отместку, российский рубль и установите его курс равным ста тысячам долларов"...
    Так оно всё и сделалось. И мировое равновесие было вновь восстановлено.

СОВЕРШЕННО НЕВОЗМОЖНАЯ ИСТОРИЯ

    Проснулся Президент в первый день Новой эры от жуткой головной боли:
    - И чем это нас вчера министр здравоохранения новый, зараза, поил? -Нагнувшись, он нашарил под столом бутылку, поднес дрожащей рукой к самым глазам и прочитал: "Red Death. Alcohol 100% Solely for Russia" (Красная Смерть. Алкоголь 100% Только для России").
    - У-у, гады! Травят народ русский... И мои - тоже хороши. Я им - за место отца родного; один на всю Россию кажное утро по телевизору ору: "Работайте, сволочи! Каждый на своём месте! К победе капитализма в нашей, отдельно взятой стране, коли уж коммунизма построить не можете!.." Так ору, что аж самого слеза прошибает и до вечера потом только шепотом говорить могу... А они? Дума издевается, пользуясь моим безмолвием на трудовой почве. Народ смеётся. А теперь и свои же - "команда президентская" - опоили, да в том же гадюшнике и бросили. До дому довезти не смогли... А-и, пропади оно всё пропадом!!.. - отшвырнув злосчастную бутылку, Президент подтянул намертво прикованный к запястью правой руки чемоданчик, раскрыл его столь же крепко приделанным к левой руке ключом и со всего маху кулаком вдарил по Красной Кнопке...
    Хотел он, наверное, отомстить Америке за спирт её поганый, что пил накануне; да запамятовал об указе, который сам же и подписал после похожей (только с несколько более благополучным для драгоценного президентского здоровья исходом) попойки в Американском посольстве. Говорилось в том указе, что "вследствие отсутствия у России отныне иных врагов, кроме неё самой, все ракеты, ранее установленные на её территории, следует перенацелить...", - а вот куда - уточнено не было... Американцам то было уже всё равно, лишь бы не в них; а своим и подавно (вот ещё, мелочами всякими голову забивать!)... В результате, цели новые определялись на местах самостоятельно - по принципу, прививаемому хоть и недавно, но активно: "Кто больше заплатит". И платили: и частные коммерческие структуры, и государственные...
    
    Таким образом, через пятнадцать минут после прохода команды на запуск серией точечных ударов малой мощности (заказчики-то были тоже не дураки, желающие чтобы вместе с конкурентами разнесло ещё и полгорода с их собственными офисами, в придачу) все вышеозначенные структуры по всей стране (включая, налоговые учреждения, милицию, тюрьмы, правительство и самого, так и не успевшего протрезветь Президента) были уничтожены. И в России наступила, наконец, подлинная демократия...
    Более того, последствия данного последнего эксперимента оказались столь удачны, что подобную же социальную реформу провели у себя и иные страны; причем каждая - наиболее традиционным для себя способом. В Германии, например, посредством добровольного захождения в комфортабельные газовые камеры, а в Китае - ударом киркой по голове.
    Когда же всё кончилось, и Земля вошла в первую за свою историю Эру всеобщего согласия, процветания, мира и благоденствия, с космических высот спустилось множество скопившихся там за последние века "летающих тарелок" с представителями Межгалактического Содружества, которые, прослезившись, объявили, что немедленно готовы принять сию замечательную планету в свои ряды и продолжить начатое ею великое дело в масштабах Вселенной...

Обыкновенная история

    Жили-были в одном маленьком деревянном домике на краю большого города Ученик, Учитель и Дочь его (ухаживавшая за обоими, потому как витали они вечно в высших сферах, и некогда им было думать о плотском). И были первые двое из сей троицы почитаемы в узких кругах истинных мыслителей, поскольку Ученик, как никто, умел говорить, а Учитель - слушать.
    И пришло к ним как-то письмо, в котором некая молодая особа очень живо и взволнованно писала о жизни вообще и своей, в частности. Прочитав оное, Ученик по примеру Учителя тоже надолго замолчал, задумался... и написал, наконец, Книгу, в коей показывалось, как с трудами и усилиями великими, но несут свет Знания отдельно взятые духовно могучие людские единицы сквозь окружающие их вековечные Тьму и Невежество в Будущее, где, рано или поздно, слившись воедино, непременно и воссияет оный Свет... и прекрасна тогда станет исполненная Смысла жизнь человеческая.
    Прочитавшие эту Книгу, все как один, истинные мыслители согласились, что это лучшее творение Ученика, и стали почитать их с Учителем ещё больше... Но потом, как-то ночью проснулся сей Ученик, вышел вновь задумчивый на улицу, где тьму озаряли далёкие звёзды... и за несколько суток (став притом сам окончательно похож на высохшую мумию или привидение, ибо совсем перестал думать о плотском) написал ещё одну Книгу - о тщете всего сущего... И не все, даже среди истинных мыслителей, поняли его. Но среди тех, кто понял, стал тот, кто написал сей труд, почти что кумиром...
    А потом, случайно, встретил наш Ученик ту не очень уже и молодую особу, с письма которой всё и началось, и которой посвятил он две своих последних Книги... поговорил с ней часок (дольше ей было некогда - дела, знаете ли, житейские - да в общем-то и не о чём; ибо давно уже перестала особа сия думать о жизни вообще, а всё больше о частностях... и мыслительные способности от того у неё также перешли в иное качество)... и к вечеру того же дня, зайдя в сарай, что за домом, тихо повесился.
    Узнав о том, все решили, что от несчастной любви... Учитель же, покачав головой и даже разлепив ради такого дела свои вечно сжатые губы, произнёс:
    - Нет... Просто он наконец понял!..
    И впервые в жизни возразила ему дочь (оторвавшись для того аж от починки забора):
    - Ничего-то он не понял... Как прожил всю жизнь, навроде тебя, дураком, так и помер.

Сладкая парочка